Письмо

Письмо.

 

Маленькiй городокъ, погруженный въ предразсвѣтныя сумерки, еще спалъ. Зябкая осенняя ночь медленно отступала, открывая очертанiя городской окраины съ силуэтами черныхъ домовъ и воротами стараго парка. Темныя деревья, стоявшiя вдоль главной аллеи, печально кланялись, и въ шелестѣ мокрой листвы чудились ихъ тоскливые вздохи по ушедшему лѣту.

Въ паркѣ было пусто, и только на одной изъ скамеекъ сидѣлъ человѣкъ. Его одинокая фигура почти слилась съ окружающимъ безмолвiемъ, да и самъ онъ, въ неподвижной позѣ, съ руками, глубоко спрятанными въ карманы пальто, напоминалъ статую, которую вотъ-вотъ закроютъ въ деревянный ящикъ и оставятъ до прихода весны. Онъ смотрѣлъ передъ собой, и на его горячiй, воспаленный отъ безсонныхъ ночей лобъ падали тяжелыя капли росы. Этотъ человѣкъ, прiѣхавшiй издалека, каждое утро приходилъ сюда, словно пытаясь завершить какое-то одному ему извѣстное дѣло. Онъ былъ всегда совершенно одинъ, и въ холодномъ туманѣ, который медленно плылъ по дорожкамъ парка, передъ нимъ, какъ миражи, появлялись и исчезали картины прошлой, давно ушедшей жизни. Ему вспоминалось его дѣтство, голоса родителей и онъ самъ, маленькiмъ мальчикомъ, смотрѣвшимъ на все вокругъ добрымъ сердцемъ и чистыми глазами. И казалось, все это будетъ всегда: и ихъ домъ на набережной широкой русской рѣки, и гудки пароходовъ, и веселые, красиво одѣтые люди, наполнявшiе городъ какой-то особенной свѣтлой и беззаботной жизнью. И самъ онъ останется такимъ же и не измѣнится никогда.

Какъ и когда все это началось? – поежился онъ и открылъ глаза. Туманъ уплывалъ въ дальнiе уголки парка, и черные стволы деревьев безжалостно заслонили предыдущую картину, такъ чудесно воскресшую въ его памяти. Вотъ онъ уже выросъ, и безпокойная молодость, какъ бурная рѣка, закружила его въ своемъ водоворотѣ, больно ударяя о каждый камень, который она скрывала въ своихъ пѣнистыхъ потокахъ. Дѣло, которому онъ такъ страстно и осознанно учился и къ которому направлялъ всѣ свои жизненныя стремленiя, вдругъ проплыло мимо, оставивъ первый горькiй вкусъ пораженiя и разочарованiя. Ранняя женитьба послѣ первой юношеской любви и судьба, забросившая его на дальнюю окраину, отдалили отъ него и родной волжскiй городъ, и оставшихся въ немъ родителей, и весь тотъ звонкiй строй его сердца. Потомъ онъ часто мѣнялъ службу и мѣсто жительства, нигдѣ и ни къ чему не привязываясь сильно, писалъ рѣдкiя письма отцу съ матерью и все меньше искалъ себя.

Когда пришли въ его жизнь дѣти, онъ сталъ узнавать въ нихъ себя, и это новое свѣтлое чувство на короткое время вырвало его изъ темной паутины жизни, но потомъ также непонятно ушло, оставивъ мѣсто ссорамъ съ женой, нелюбимому дѣлу и душевной пустотѣ. Нѣсколько разъ случались длительные перерывы, когда онъ нигдѣ не служилъ, и семья жила старыми накопленiями, которыя быстро таяли, усиливая безпокойство за будущее и принося отчужденiе и холодъ въ отношенiя съ женой.

Неожиданно открывшийся талантъ художника былъ словно задуманъ свыше и принесъ долгожданное облегченiе. Теперь былъ свой кругъ общенiя, куда его все больше тянуло изъ дома, и частыя поѣздки на этюды. Казалось, родилась какая-то новая жизнь, которая вырветъ его изъ цѣпкихъ объятiй сѣрыхъ будней и понесетъ высоко надъ землей, открывая новую неизвѣданную красоту, которую онъ потомъ передастъ въ своихъ пейзажахъ. Въ картинахъ, которыя такъ легко выходили у него, зазвучалъ забытый внутреннiй голосъ, когда-то давно пѣвшiй въ его дѣтской душѣ, и потомъ такъ надолго ее покинувшiй.

И снова это оказалось недолгимъ. Радостные пейзажи на его картинахъ стали смѣняться унылыми, почти безцвѣтными, и душу стала наполнять новая усталость. Семья разорвалась, и его уходъ изъ нея былъ страшенъ своей неизвѣстностью передъ будущимъ, больно отдаваясь въ сердцѣ оставшимися за дверью звуками дѣтскихъ голосовъ.

Онъ поселился рядомъ, но жизнь въ большомъ и всегда бывшемъ для него чужомъ городѣ монотонно продолжалась ранними поѣздками на службу и позднимъ возвращенiемъ въ пустую квартиру. Теперь все чаще онъ сталъ ссориться со всѣми: съ бывшей женой, которая подъ разными предлогами не давала ему дѣтей, съ матерью, никогда не принимавшей его прошлую, а нынѣ еще болѣе запутанную жизнь, и даже съ сестрой, которая вышла замужъ и жила далеко прочнымъ счастливымъ бракомъ. Здоровье стало портиться, но оно уже не казалось ему такимъ важнымъ, какъ прежде. Въ его картинахъ все больше стали появляться религiозные мотивы. Поѣздки въ монастырскiя обители, гдѣ онъ рисовалъ, успокаивали его, но въ душѣ не было глубокой вѣры, которая могла бы его вылѣчить отъ переживанiй прошлаго и указать новый путь. Да и искалъ ли онъ этотъ путь, когда важнѣе казалось найти въ себѣ силы жить дальше. Но этихъ силъ не было, а позади было только опустошенiе отъ мысли, что онъ прожилъ чью-то чужую жизнь, но не свою.

Здесь, въ этомъ маленькомъ незнакомомъ городѣ, куда онъ такъ стремительно и безповоротно прiѣхалъ, онъ рѣшитъ для себя самое главное, или не рѣшитъ – и тогда?.. Сейчасъ у него уже не осталось даже страха передъ этимъ «тогда», а была только одна призывная и необъяснимая жажда прощенiя. Надо попросить прощенiя у нихъ всѣхъ, какъ онъ всегда его просилъ тамъ, въ дѣтствѣ, въ которомъ остались его рѣдкiя дѣтскiя шалости. За всѣхъ и за все и даже за то, чего не было. Онъ вспомнилъ себя другимъ, и къ себѣ тому, другому ему захотелось вернуться и снова стать тѣмъ мальчикомъ, смотрящим съ балкона на облака, плывущiя по синему небу надъ такой же синей рѣкой съ бѣлѣющими вдалекѣ пароходами. Сердце его лихорадочно забилось отъ этихъ старыхъ мыслей, и удары его настойчиво застучали въ вискахъ мелкой дробью.

Туманъ уже скрылся въ концѣ аллеи, оголивъ покрытую темными лужами дорожку. Онъ вытащилъ изъ кармана записную книжку и, дуя на свои замерзшiя руки, началъ писать, не думая о томъ, что будетъ потомъ.…Дописавъ до словъ «Простите всѣ…», онъ на мгновенiе оторвался, и на его губахъ промелькнула короткая и какая-то совсѣмъ покорная улыбка.

 

***

Когда все было кончено, онъ по-прежнему сидѣлъ на скамейкѣ, но уже въ неестественной позѣ съ запрокинутой назадъ головой. Его теперь уже навсегда открытые глаза смотрѣли застывшимъ взглядомъ на верхушки деревьевъ, въ которыхъ тихо и жалобно, какъ потерявшiйся ребенокъ, плакалъ вѣтеръ, унося съ собой эхо отъ выстрѣла и послѣднiе умирающiе листья.

 

Москва. Октябрь 2010 г.